Женщина мелко закивала головой, не отнимая ладоней от лица. Значит, я прав. Ох, Степан Андреич, Степан Андреич! Совмещали полезное с приятным? Какая же вы скотина на поверку оказываетесь! Не смотря на то, что о мертвых говорить так не стоило бы. Неприятно, конечно, но приходится констатировать, что это и есть та самая информация, которой пока нет у органов, но уже есть у меня. И что мне это дает?
— Успокойтесь, Лариса Викторовна! Успокойтесь. Я обещаю, что это все останется между нами. Не надо так расстраиваться. Вы только мне скажите, где это было? И когда? И все! Поймите, это не больное любопытство. Вдруг это окажется важным для… всех нас.
Завуч нервно протерла глаза платком, не переставая кивать время от времени, и потянулась к очкам.
— Да-да… Я понимаю… Мы… встречались… Один раз… В августе… В конце августа… Со Степаном Андреевичем, — она глубоко вздохнула и попыталась успокоиться, — У него есть помещение. Засекреченное, как он сказал. Комната в трансформаторной будке. За специальной дверью. Это… на улице… не помню, как называется. Мы проходили от площади Ушакова, по центральному холму. Там есть… старинная электроопора. От нее налево, и потом прямо, через булыжную мостовую…
Я напрягся. Не может быть! Булыжная мостовая — это улица Суворова. А если ее пересечь — будет улица… Володарского! Которая бывшая Малая Морская. И на которой жил Ричард! И даже трансформаторную будку я помню! Именно возле нее я и заметил Гришко, когда он прятался от американца.
— Будка на улице Володарского? — в лоб спросил я Ларису Викторовну, — на улице, которая проходит над кинотеатром «Победа»?
— Да. Рядом с кинотеатром, — женщина безвольно опустила руки на колени. Как будто призналась в том, что отбирала у первоклашек школьные завтраки. У меня аж в носу защипало.
Сволочь! Сволочь ты, Гришко, да и я… в том числе…
* * *
Почему-то не давала покоя одна странная деталь — что за металлический скрежет раздавался возле трансформаторной будки в тот вечер, когда Гришко следил за Ричардом. Сам не понимаю, как этот пустяк так плотно засел в мою голову. Может быть, из-за ассоциации с кандальным звоном? Который я от всей души пожелал бы капитану, не будь он на том свете.
Так или иначе, но под вечер я уже прогуливался по улице Володарского. Как раз напротив дома, в котором снимал квартиру не выдержавший прессинга американский сын богатенького папаши.
Улица была немноголюдна, но и пустынной назвать ее было трудно. Во дворах грелись на угасающем солнышке бабульки на лавочках, изредка проносилась вездесущая детвора. Прогуливались молодые мамаши с колясками, вечерний променад совершали почтенные пары. Я, кажется, ни у кого особого интереса не вызывал. Так просто, шатается без дела малолетка с поцарапанной и замазанной зеленкой физиономией, хулиган какой-то. И все.
Я скользнул в кусты рядом с трансформаторной будкой.
У нас в Крыму этот кустарник называют «вонючкой», хотя на самом деле — это благородный китайский айлант, райское дерево, излюбленный деликатес тутового шелкопряда. Трудно представить, что когда-то этот выходец из Китая считался завидным приобретением для любого европейского аристократа. А теперь для Крыма айлант — злостный кусто-сорняк «вонючка», издающий неприятный запах, если потереть его листья.
«И хорошее место для укрытия, — рассеянно думал я, привычно пачкая пальцы в едкой пахучей зелени, — Заметила или нет?»
Это я о зоркой старушке на лавочке, которая подозрительно рассматривала мальчишку-чужака, а теперь вытягивала морщинистую шею и крутила головой вокруг. Куда же он делся, бандит малолетний?
Да будут здоровы, наши старушки советских времен! Вящие поборники морали и непреложных ценностей. Прошедшие военное лихолетье и послевоенное необустройство. Я искренне их люблю, тех стариков семидесятых годов. Следующее поколение пожилых людей будет другим. Более равнодушным к… малолетним хулиганам. Не таким зорким и бдительным…
Я размышлял об эволюции поколений и задумчиво осматривал стенку кирпичной будки. Стена, как стена. Три глухих стороны и одна с двойными воротами, выходящими на улицу. Звякать или скрежетать тут было абсолютно нечему. Разве что…
С задней части здания прямо в бетон отмостки был залит канализационный люк. Не совсем обычная крышка: просто вырезанный из толстого листа металла массивный кругляк. Вместо ручки — продолговатое ошкуренное отверстие для ладони.
Определенно, звякало именно тут.
Гришко спускался в канализацию? А может быть — вылез оттуда? В тот вечер я заметил его темный силуэт именно в этом месте, потом раздался лязг. Закрывал крышку? Ну, да! Я отчётливо вспомнил, что меня встревожило. Тень не скрывалась в кустах, она там… появилась! Именно так. Ее не было, когда я терся около стены туристического полигона. Я дернулся, когда она выросла почти рядом, как из-под земли.
Именно! Из-под-земли.
Я дернул за крышку. Тяжеловато. Поднатужился и приподнял один край. Скрежетнув по бетону, слегка отодвинул его в сторону. Тот же самый звук!
— Ты чегой-то там делаешь? А? Ты посмотри! Борисыч! А ну, поди, глянь! Малец тут какой-то, ходил все, высматривал. Теперь тащит чегой-то! Слышь-ка! Ты где там?
Ну, вот. Сработала живая сигнализация!
Я недолго думая, протиснулся в открывшуюся щель, нащупал влажные скобы и быстро стал спускаться в сырую темноту.
Сверху послышался шорох и глухой неразборчивый мужской голос. Над люком кто-то склонился. В панике нащупав мокрое дно, я юркнул в какой-то темный боковой проем и затаился.
Сверху скрежетнула закрываемая крышка.
Тяжелый мрак будто-бы навалился на плечи.
И снова мрак!
* * *
Это была не канализация.
По крайней мере, вони я не чувствовал. Затхлость, сырость, тяжелый земляной дух — были, а вот фекальных ароматов не ощущалось. И еще была абсолютно черная темнота. До жути. С не давних пор я как-то болезненно стал относится к отсутствию света вокруг моей персоны.
Бинокль!
Я ведь его так и не вернул на базу. К тому же, и базы уже нет, на дне покоится. Отлично помню, что когда надевал плавки, уже после моих морских путешествий, я привычно нащупал в потайном кармане твердый цилиндр. Теперь я его с трудом наощупь выковыривал из самодельного тайника. Неудобно, черт! Нога упирается в твердое, не вижу куда выпрямить…
Ага! Есть.
Непривычно яркий, режущий глаз луч уперся в бетонный свод, с которого сочилась влажная слизь. Я инстинктивно зажмурился. Жаль, что здесь не регулируется яркость. Как на диодниках, например. Размечтался!
